Предупреждение: АУ, где Цири так и не удалось сбежать из Тир на Лиа. Ауберон мертв. А Аваллак'х в своей лаборатории получил от Цири то, что не удалось когда-то получить от Лары Доррен.
ВСЕУМЕРЛИ
«Ты в крови. Лицо и руки.
Вся в крови твоя одежда.
Так гори, прими же муки.
Фалька, изверг, брось надежду».
— Час Презрения
Вся в крови твоя одежда.
Так гори, прими же муки.
Фалька, изверг, брось надежду».
— Час Презрения
Крылья бабочки трепетали, переливались на солнце настоящим пламенем. Цири завороженно смотрела на нее, сидящую на перекрестье оконной решетки. Бабочка была красива. Бабочка была огнем.
— Лети, — прошептала Цири, будто бабочка могла ее понять. — Гори, пока можешь.
Она взмахнула руками, матово блеснули широкие двимеритовые браслеты на запястьях. Бабочка улетела. Цири вздохнула и отвернулась от окна, вяло перелистнула пару страниц книги, принесенной служанкой утром. Читать не было настроения. Проклятая бабочка все испортила.
Цири стоило столько сил не свихнуться, не думать о том, как там, на свободе. Она ведь поначалу пыталась сбежать. Пыталась как могла: уговорами, угрозами, лестью, неповиновением. Даже лежа на мраморном столе в лаборатории Аваллак'ха, распятая, нагая, буквально вывернутая наизнанку, она не оставляла мысль о побеге. Она клялась убить Аваллак'ха, клялась делать все, как он прикажет. Она умоляла, она проклинала, она рыдала. Выла, как раненое, издыхающее животное. Аваллак'х только улыбался. А если она мешала его работе, его великому делу, — просто лишал голоса.
А потом все прекратилось. Когда была перерезана пуповина и ребенка унесли, Цири перестала представлять ценность. Маленькие, одетые в серое, служанки заботились о ней, кормили, одевали. Ей выделили покои где-то высоко, судя по виду из окна. И Цири уже больше ничего не пыталась. Иногда в ее голову приходили вялые и какие-то путанные мысли о петле из скрученных простыней, но все быстро исчезали. Цири не хотела умирать. Она вообще ничего больше не хотела.
И вот теперь отвратительная тварь, невесть как оказавшаяся у ее окна, всколыхнула в душе Цири что-то, вечность назад погребенное. Она так и не притронулась к книге, едва притронулась к ужину. Беспокойно ворочалась всю ночь на роскошной, застланной шелком постели.
Цири проснулась от звуков нежнейшей мелодии.
Он сидел в ее любимом кресле, небрежно и изящно закинув ногу на ногу, играл на флейте.
— Аваллак'х.
Мелодия замерла.
— Меня очень долго не было в Тир на Лиа, Zireael.
Не оправдание — всего лишь констатация факта. Цири просто молча кивнула.
— Ты отказываешься от еды.
— Мне не хочется есть.
— Понимаю.
Цири хрипло рассмеялась, откидываясь обратно на подушки, перевела взгляд на завитушки лепнины на потолке.
— Сомневаюсь.
Скрипнули ножки кресла, Аваллак'х присел на край постели подле Цири, накрутил на палец прядь ее длинных, рассыпавшихся по подушке волос.
— Они совсем белые, как у того ведьмака. Теперь ты и впрямь словно его дочь.
— Это старость, Аваллак'х, Геральт не имеет к этому никакого отношения.
Цири продолжала разглядывать гипсовые цветы на потолке. Как же они называются?
— Меня долго не было, — повторил Аваллак'х. — Твой сын слишком силен, слишком любопытен и слишком импульсивен. Мне стоит больших усилий уберечь его от последствий его же собственных глупостей. Если бы он был похож на Ауберона не только внешне, но хоть чуточку и характером.
— На твоем месте я бы радовалась тому, что ребенок вообще похож на Aen Elle, а не на моего отца, например. Он был ежом какое-то время, — равнодушно заметила Цири.
— Я радуюсь, Zireael, поверь.
— Зачем ты пришел, Аваллак'х?
— Не знаю.
Цири снова рассмеялась.
— Мне нечего тебе дать. Мое чрево благодаря твоим манипуляциям бесплодно, мои глаза выцвели и больше ничем не напоминают глаза Лары. Дай мне спокойно умереть.
Перина прогнулась под весом эльфа. Аваллак'х растянулся рядом, постукивая флейтой по раскрытой ладони.
— Я бы хотел… — сказал он тихо, — чтобы все обернулось по-другому. Чтобы тот огонь, что жил в тебе когда-то, не погас. Чтобы ты сбежала тогда.
Цири наконец нащупала между рамой кровати и матрасом длинный треугольный осколок тарелки, разбитой когда-то, и заботливо перепрятываемый вот уже какой десяток лет в ожидании одного единственного посетителя.
— Я тоже, — сказала она, резким движением полоснув Аваллак'ха по горлу.
Кровь хлынула из рассеченной артерии, контрастируя с белизной простыней.
— Zireael… — прохрипел Аваллак'х, содрогаясь всем телом, глаза закатились, раскрытый в агонии рот некрасиво перекосился.
Перепачканная кровью, растрепанная седая старуха гулко и безумно захохотала.
—Не Zireael! Gvalсh’ca!